Читать книгу "Остальные здесь просто живут  - Патрик Несс"

– Не, спасибо большое. Все нормально.

Секунду он медлит, но потом все же выходит. Бабушка делит комнату с двумя старушками. Миссис Ричардсон никто не навещает, и моя мама иногда привозит ей цветы. Та даже не замечает: все бубнит себе под нос о том, как нехорошо с ней обошлась какая-то Розали. У окна сидит миссис Чой. Я ни разу не слышал, чтобы она говорила по-английски, но, если ей помахать, она всегда помашет в ответ. Впрочем, сегодня не машет: к ней приехал сын, и теперь она повернулась к нему спиной, делая вид, что его не существует. Он, видно, думает, что заслужил такое обращение, и они просто молча сидят у окна, не говоря ни слова.

– Я их увела, Филипп, – говорит бабушка. – Отправила назад.

Я сажусь рядом.

– Кого ты увела, бабуль?

– Там было… – она хмурится, – красное.

Меня ужасно бесит забавный киношный Альцгеймер. Ну, знаете, когда бабушка в фильме вся такая милая, смешная и в нужный момент выдает уморительно мудрые фразочки? Настоящий Альцгеймер даже близко не такой. Вообще. Он ужасает, раздражает и вгоняет в такую тоску, что хоть на стену лезь. Родители наконец-то сдали бабулю в дом престарелых: когда она обварила себе весь левый бок, не разобравшись, как устроен чайник. Ожог был такой сильный, что она до сих пор с трудом ходит.

– Ладно, рассказываю новости, – говорю я. – До выпускного осталось четыре недели. Учусь я хорошо и экзаменов не боюсь. Все самое сложное мы сдали еще в прошлом полугодии, так что мне осталось подготовиться только к матанализу и английскому…

– Филипп?

– Смокинг я уже раздобыл. Принесу тебе потом фотки. Правда, девчонка, с которой я собирался идти на выпускной, хочет меня продинамить…

– Филипп, у тебя…

– Мередит почти раскрутила маму на концерт «Сердец в огне», так что нам с Мэл, видимо, придется ее вести…

– Твой нос, Филипп.

Она таращится на мои повязки. Ну и на фингалы, конечно. Может, зря я приперся к бабуле в таком виде? Пугаю ее… Что же мне медбрат ничего не сказал? Наверное, потому и предложил побыть с нами в комнате.

– Я попал в аварию, бабуль, – говорю я. – Но все хорошо. Я цел. Даже вот к тебе сам приехал, на машине.

В самом деле – приехал. Шарахался от всего подряд, но приехал же.

– Вообще-то у нас все неплохо. – Я прикасаюсь к ее ладони. Она вопросительно смотрит на мою руку, но свою не убирает. – Даже очень хорошо. Конечно, с Хенной у меня дела не двигаются, но она произнесла мое имя. Это должно что-то значить. Скоро у нас выпускной, наши с Джаредом универы находятся в одном городе, и это прямо круто-круто. А Мэл пошла на поправку, пышет здоровьем…

Бабушка зачем-то пытается стянуть с себя ночную рубашку, но я ее останавливаю. А она и не артачится, даже делает глоток воды из стакана, который я ей даю.

– Ну так вот. Одного я не могу понять: с какой стати я без конца нервничаю и стрессую? Ведь все хорошо, если вдуматься. Могло быть и лучше, конечно, – Хенне понравился один парень из нашей школы, а твоя невестка в очередной раз будет участвовать в выборах, – но в целом мне кажется, что я стою на пороге новой жизни, и мне не терпится ее начать.

Бабушка молча смотрит в пустоту.

– Одна беда, на лице останется шрам. Друзья говорят, это даже круто, но что они понимают? И… я опять все пересчитываю. Как в западне, ей-богу. У меня каждый раз такое чувство, что случится нечто ужасное и непоправимое, если я перестану считать. Ну я и считаю – по сто раз. Бред же! Только дурные предчувствия меня почему-то не покидают. Они всегда со мной. Даже когда я счастлив.

– Счастлив, – повторяет бабушка.

А потом три раза подряд испускает громкий вопль: миссис Ричардсон, миссис Чой и ее сын оглядываются на нас. Тут бабуля затихает и растерянно озирается по сторонам, словно пытаясь зацепиться за что-то взглядом.

– А вдруг… – тихо говорю я. – А вдруг я схожу с ума? Вдруг я угожу в очередную западню и не смогу выбраться, а спасать меня будет некому?

Бабушкин взгляд на миг останавливается на моем лице и снова принимается блуждать по комнате.

– Вдруг я угожу в западню – вот как ты?

– Филипп, – с мольбой произносит она. – Филипп!

Ужасный запах едва не сбивает меня с ног. Бабушка тихо хнычет, а я отправляюсь на поиски медбрата.

Да, киношный альцгеймер ужасно бесит.

Машина Хенны до сих пор валяется в канаве. Я проезжал мимо, когда ехал к бабушке. Кто-то накрыл ее брезентом, но в остальном ничего не изменилось. Может, сегодня ее куда-нибудь отгонят… Эта мысль заставляет меня остановиться возле машины на обратном пути.

Надо же достать телефон.

Я паркуюсь и выхожу на улицу. Там снова тепло и солнечно, как и должно быть в мае, и в воздухе уже пахнет тухлой олениной, хотя прошло только два дня. Запах пока не очень сильный, в нос не шибает, но потом станет гораздо хуже. У нас под домом однажды сдох опоссум – аккурат под гостиной. Вы не поверите, как может вонять даже такой мелкий зверек.

Оглядываюсь по сторонам. Да уж, мы и впрямь живем в глуши. Поблизости никого нет, только концы дороги с двух сторон уходят в густой лес. Почему, интересно, я чувствую себя воришкой? Это ведь мой телефон.

Брезент накрепко примотан к машине нейлоновой веревкой. Дверь со стороны водителя нормально закрыть не смогли, и там веревка слегка ослабла. Я выдергиваю из-под нее угол брезента, нагибаюсь и заглядываю в салон. Крышу снесло почти начисто: тачка теперь похожа на кабриолет с откинутым верхом.

Дохлятиной тут воняет куда сильнее, видимо, из-за скопившегося под брезентом тепла. В глубь раскуроченного салона уходит что-то вроде туннеля. Пробраться туда я не смогу, но можно наклониться и ощупать пол.

Начинаю залезать внутрь, стараясь не вдыхать испарения от гниющей, разогретой солнцем оленьей туши. Ребра слегка возмущаются, но мне все же удается дотянуться до пола под пассажирским сиденьем. В нише для ног образовался здоровенный округлый бугор.

– Ха!

Нащупал, ура! Достаю телефон двумя пальцами и прямо в салоне пытаюсь его включить. Стекло потрескалось, но дисплей загорается – и сразу гаснет. Батарейка села. Ну ладно, хоть работает, и на том спасибо.

Вонь дохлятины становится невыносимой, и я начинаю потихоньку выбираться наружу…

В этот момент все вокруг озаряется ярким сиянием. Да, на улице и так светит солнце, но где-то совсем рядом вспыхивает яркий голубой свет. Я вижу прижатую к заднему стеклу оленью голову. Вижу металлические глаза мух, ползающих по меху. Свет становится еще ярче, я зажмуриваюсь…

Перед глазами только одно: столп голубого света, который мы видели в лесу, когда мимо нас по Полю пробежал хипстер Финн.

Ныне покойный.

Мне страшно вылезать из салона.